У мамы в серванте жил хрусталь: салатницы, фруктовницы, селёдочницы. Всё такое громоздкое, непрактичное. А ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек. Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее. Мама покупала его ещё в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол белую скатерть, которая просила нарядного фарфора.
— Мам, можно?
— Не надо, это для гостей.
— Так у нас же гости!
— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…
И здесь я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в наш спальный район, в гости к маме. Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнётся настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня – не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнётся потом. Прямо раз – и начнётся! И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек.
Но не сегодня.
Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.
— Отвези меня на рынок, – попросила мама однажды.
— А что тебе надо?
Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне – наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг – надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе, потому что именно такие обновки приводили маму в восторг.
— Мне бельё надо новое, я похудела.
У мамы хорошая, но сложная фигура: небольшие бёдра и большая грудь, поэтому подобрать бельё на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в торговом центре, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.
— Тут очень дорого и нельзя торговаться. Пойдём ещё куда-то, – сказала мама.
— Купи тут, я же плачу. Это единственный магазин твоей шаговой доступности.
Мама поняла, что я права. Не стала спорить и выбрала бельё.
— Сколько стоит?
— Не важно, – отвечаю я.
— Важно. Я должна знать.
Мама – фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.
— Пять тысяч, – говорит продавец.
— Пять тысяч за трусы?!
— Это комплект из новой коллекции.
— Да какая разница под одеждой! – мама возмущена.
Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Соври!
— Ой, я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект, – говорит продавец, глядя на меня.
— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?
— Мам, это магазин. Тут фиксированные цены. Это не Черкизон, – вмешиваюсь я.
Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идём до машины.
— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась. Иначе, ты на крючке.
— Хорошо, – говорю я.
— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?
— Хорошо.
Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моём мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.
Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила даже не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами! Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь и про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.
— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, – пожаловалась мама.
Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Обычно такой набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2 с половиной! И ещё в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Ещё и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.
На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки на лету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотрёб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают. Показала ножи и спрятала их в шкаф.
— Так что же ты спрятала ножи, а не положила их на кухню?
— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, то врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путёвку отблагодарить.
Опять на потом. Опять всё лучшее – не себе, а кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живёт по-настоящему и не ждёт.
Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке всего полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу. Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастёт, наступит настоящая жизнь и я отдам ей Принцессу. Но не сегодня.
Перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась её смехом.
На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть её большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.
— Спасибо, – сказала мама и убрала блузку в шкаф.
— Наденешь её на новый год?
— Нет, зачем? Заляпаю ещё. Я потом, когда поеду куда-нибудь.
Мама рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была у мамы одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.
Почему опять потом? Всё лучшее на потом! И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, всё равно – потом. Синдром отложенной жизни.
После Нового года мама внезапно умерла. В этот день мы собирались к ней всей семьёй. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк.
Я поехала в морг за свидетельством о смерти. При нём работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.
Оплатила все покупки, которые пригодятся маме в день похорон, включая одежду, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти записную книжку и обзвонить маминых друзей. Вошла в квартиру и долга молча сидела в её комнате. Слушала тишину. И вдруг, совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное бельё, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.
В пакете лежал мой подарок – белая блузка на Новый год, а ещё белые тапочки, похожие на чешки и комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама всё равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…
Я распечатала дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет! Успеет пожить настоящей жизнью уже сегодня. Настоящая жизнь – та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет. Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.
Давайте вместе этому учиться — жить сегодня!
