Запоздалая полемика

Питер Брук — патриарх мирового театра и классик режиссуры. В приближении Года театра в нашей стране не худо обратиться к его взглядам, которые, впрочем, постоянны и изменчивы одновременно. Цитаты, здесь приведенные, взяты из интервью Питера Брука газете «Известия» — № 37, 2005 год.

Высказывания Брука наводят на размышления, иногда эпатируют, иногда поражают точностью и мудростью. Вот хорошие слова: «Если молодой режиссер ноет, что у него нет театра, что государство не дает денег на постановки, — он просто не режиссер. Он ведь всегда может собрать небольшую группу, заразить людей своей энергией, своим пониманием театра. И тогда можно начинать играть где угодно, в каких угодно условиях».

Лично я так и поступал. А вот, по-моему, бред: «Существенная часть безумия нашего мира заложена в слове «культура». Честно вам скажу, я ненавижу это слово. Если ты начинаешь сравнивать культуры, оценивать их — это начало расизма».

Как же так? Или Бруку неизвестны слова Геббельса: «При слове «культура» я хватаюсь за пистолет»? И разве тот же Геббельс не был зоологическим расистом и шовинистом? И чем плох серьезный сравнительный анализ, скажем, Шекспира и Пушкина, чей «Борис Годунов» был написан вослед драматургическим открытиям англичанина?

Культуре противостоит бескультурье, и Брук, зная о разрушительных тенденциях, твердит о своем несогласии с ними — с каких позиций? Да с тех, которые обозначены словом, столь ему ненавистным.

«Когда я на Бродвее ставил спектакль «Марат/Сад», то впервые на этой сцене показал обнаженного человека. Это стало событием. А сейчас голые бродят стаями по сценам всего мира, и кого это удивляет? А меня удивляет другое: почему молодые режиссеры используют приемы, которым уже пятьдесят лет и которые никого не впечатляют? Этому штампу больше полувека! Табу уже таких нет, а они все что-то разрушают и разрушают».

Эти слова мог сказать только ярый защитник культуры, истово верящий, что не «модный прием», а миросознание художника творит театр. И этому противоречию мы должны верить, как бы не замечая запальчивости гения, когда он заявляет: «Я не занимаюсь реализацией своих идей! Это омерзительная вещь, когда режиссер начинает заниматься идеями. Это не входит в его профессию. Такая дурная практика началась в начале XX века, когда в России и Германии режиссер стал настоящим властителем сцены. В этом виноваты Константин Станиславский и Макс Рейнхардт».

В начале XX века в России, да и в Германии, сложился потрясающий театр. Как раз благодаря, а не вопреки самым разным театральным и не только театральным идеям. Живое искусство не может быть безыдейным. Другое дело, идеология. Идеологичным, то есть обслуживающим определенную политическую систему или систему взглядов на уровне конъюнктуры, искусство, конечно, быть не должно.

«Режиссер-диктатор — это плохо, но совсем ужасно, когда он еще и пишет пьесы». Позвольте, мистер Питер, но прими этот постулат, у нас были бы неведомы ни Шекспир, ни Мольер, ни Еврипид, которые писали свои пьесы для своих трупп. Кстати, на Эдинбургском фестивале в августе сего года Питер Брук представил свою собственную пьесу. И публика ему рукоплескала.

«Видя перед собой дурной пример телевидения и кино, театр должен еще яснее осознать свое место в современном мире и свою ответственность». А вот это уже слова прекрасные — с таким Питером Бруком я соглашаюсь, такому Питеру с удовольствием жму руку!

«Все наши театральные поиски сводятся к тому, чтобы люди, сидящие в зале, ощутили реальное присутствие невидимого». И я так думаю. Какое, однако, счастье!

Однако Брук, хотя и имеет на это право, посылает театр в пропасть, прокламируя следующее: «…Я продолжаю ненавидеть и сопротивляться сложившейся в традиционном театре системе работы, которая существует в России и Европе уже несколько веков: автор пишет текст, отдает его режиссеру, тот читает текст, идет к актеру, объясняя ему, как он должен играть. Потом — репетиции, на которых режиссер показывает актерам, что надо сыграть. А после этого актеры показывают публике, что они выучили за время репетиций. Все эти шаги — искусственны. В настоящем театре все это должно быть единым».

А кто спорит? Вся штука в том, что «единым» этот процесс может быть обеспечен лучше всего как раз «традиционным театром», то есть театром-домом, где уже есть или может быть создан «единый» актерский ансамбль. Там же, где всё «враздробь» (словечко от Чехова), где компания актеров утверждает себя опять-таки не без диктата художественной воли режиссера (великолепная «Трагедия Кармен» самого Брука тому прямое доказательство!) действует не театр как таковой, а проект, то есть временное, пусть даже как комета с ярким хвостом, изъявление.

Питер Брук, как известно, в последние десятилетия всё больше отходит от создания спектаклей с высокопрофессиональными актерами, делая медленные и долгоиграющие мизансцены и паузы, ориентируясь лишь на аскетически скупые декорации (в молодости это приносило ему успех, ибо было ново). И всё это вместе взятое неимоверно сказывается на развитии его театра, ибо ослабляет искусство, занижает планку.

Конечно, у Брука и мебель заиграет, и отдельные индивиды могут выстрелить как изумительно яркие дарования, но театр большого стиля, которым знаменит сам Брук, от таких проявлений отнюдь не выигрывает. Попижонить — не страшно, но как бы не заиграться в ненависти к слову «культура». Глядишь, уже не к слову, а к самому явлению будет проявлена глухота.

Нет сомнения, поездки Брука в Африку и Индию и игровые затеи с артистичными аборигенами дали допинги духовным силам Питера, но они же вырвали его из Шекспира, великим мастером постановок которого Брук себя показал. Я преклоняюсь перед ним, режиссером и мыслителем, автором «Пустого пространства» — настольной книги для всех режиссеров. Но когда его заносит, это причиняет мне боль.

С наступающим Годом театра вас, дамы и господа!

Оригинал