Приводим пост Романа Полшведкина полностью.
- В связи с событиями в родном мне Усинском районе на реке Колва в последнюю неделю очень многие обращаются ко мне за консультациями или советом. Конечно, я не отказываю и в силу своих знаний и опыта стараюсь помочь.
Обращаются и СМИ с просьбой дать комментарий или оценить ситуацию и действия властей и компании. Вот в этом я пока воздерживаюсь до некоторого времени… и только по тому, что сейчас эту ситуацию эксплуатируют в выборном цикле кто попало и как попало. Многое и вовсе вызывает недоумение и возмущение.
Я целиком и полностью погружен в то, что происходит с самого начала. Ситуация мне глубоко небезразлична. Имею свое профессиональное мнение и оценки. Уверен, что многих последствий можно было избежать и не допустить, но это тема отдельного разбора… и гораздо позже.
То, что сейчас произошло – ситуация схожа с осенней прошлого года. Есть конечно и свои особенности. Да – ситуация аварийная. На производстве такое случается, но есть и соответствующие Планы реагирования. Если говорить об объемах, то те цифры, которые называют, близки к истине. Уж поверьте, я не раз видел, как выглядят те или иные объемы на земной поверхности или на воде.
Это очень неприятный момент для сравнений, но в 2013 году (Усинск), в 2016 году (Ухта) было гораздо хуже.
Так вот, это не катастрофа, как ее пытаются представить некоторые. Это не прошлогодний Норильск. И уж тем более не осень 1994 года.
Тем не менее, для жителей припечорских сел – это беда. Они кормятся рекой, живут на реке. Должны быть приняты исчерпывающие меры по ликвидации загрязнения и реабилитации территории и водных объектов. Необходимо проведение мониторинрга и комплекса работ после того как «упадет» вода, которая сейчас заливает луга, где кормится скот.
Считаю, что эта ситуация подходящая для решения многих проблем, которые я не раз обозначал на различных площадках в течение последних пяти лет.
1. Есть критерии в зависимости от объемов нефтесодержащей жидкости, попавшей на почву или в воду, при которых объявляется режимы готовности или чрезвычайная ситуация с принятием конкретных мер реагирования. Так вот, сложившаяся система принятия таких решений оказывается непрозрачная. По этому поводу есть постановление Правительства РФ, есть приказ Минприроды РФ, есть приказ МЧС РФ, и что удивительно, во всех трех документах критерии разные. Соответственно и промышленники и органы власти пользуются тем документом и тем критерием, который им выгоден в конкретной ситуации. Пора в этом ставить точку и прийти к единому правилу!
2. Есть планы ликвидации аварийных разливов нефти и нефтепродуктов (ЛАРН), они разрабатываются под конкретный объект, для конкретного предприятия, на муниципалитет, на республику в целом. В последний год очень много важных изменений в законодательстве принято в части совершенствования такого планирования и его исполнения.
Но. Я много лет говорю об одной важной вещи, в том числе и на Арктических форумах: надо делать межсубъектовые, межрегиональные планы ликвидации, а также формировать план ЛАРН в целом на Арктический регион. Иначе ситуация так и будет повторяться: что-то происходит в НАО, течет к нам, что-то делаем мы, а потом все опять течет в НАО по той же Печоре. Нет понимания и согласованности нет ни по силам, ни по средствам, ни по технологиям, ни по тактическим действиям ликвидации.
3. Что касается замены старых нефтепроводов, то Глава республики Владимир Уйба прав: одномоментно все не заменить, это серьезные инвестиции.
Но я говорил еще четыре года назад, что должна быть инвестпрограмма, в которой должна быть программа выявления «слабых» трубопроводов (потому что, на удивление, рвутся не только старые трубы, есть дефекты и в новых) и программа по их замене. 2017 год был Годом экологии, и программа ЛУКОЙЛа по замене старых трубопроводов была серьезная, насыщенная деньгами, километражом и прочим, и они реально поменяли все Ижемско-Усть-Цилемское направление, а так же в ряд «стальных линий» Усинском и Печорском районах. Так вот программа должна быть системной, согласованной с планами развития компании. И конечно, должна быть доступной и органам власти и общественности. Это – наша экологическая безопасность!
4. И еще одна деталь. Штрафы за загрязнение компании платят. Но есть еще и ущербы компонентам приролдной среды, которые подлежат расчету и оплате. До лета прошлого года компенсации от компаний за ущерб водным объектам при загрязнении поступали в региональные и, по большей части, в местные бюджеты. В июле 2020 года Госдума приняла поправки в законодательсво, согласно которым ущерб за загрязнение водных объектов поступает в федеральный бюджет. Сделано это было как раз после того как насчитали многомиллиардный ущерб в печально известном Норильске (правда отдельным решением эти средства все таки были доведены до Красноярского края).
И в чем сейчас опасность и мое личное беспокойство: что из всех этих ситуаций (что осенью, что сейчас) ни бюджет республики, ни бюджет района не получат ничего, все уйдет в федеральный бюджет. Сегодня на месте органов власти надо вести активный диалог с ЛУКОЙЛом (потому что у компании есть перспективы в регионе и ей надо помогать) и с Росприроднадзором в части подсчета ущерба, а с депутатами всех уровней и сенаторами, с федеральными органами власти начинать диалог о том, как эти средства вернуть обратно в республику — и даже не в Усинск, а конкретно пострадавшим деревням и селам, пострадавшим отраслям — сельскому хозяйству, например. Деньги должны возвращаться на устранение последствий аварии, реабилитацию территории и улучшение положения пострадавшего населения.
Это лишь некоторые вопросы, которые требуют неотложного решения.
Об стальных позже… равно как и об оценках ситуации…. мнении… последствиях…
